КАРТА САЙТА

Дневники и размышления о прожитом

Дневник 3. Студенческий период. 1964-1969

А.В. Галанин

Введение В 1964 г. я закончил Семеновскую среднюю школу и получил аттестат, в котором не было троек, а пятерки были по физике, химии, биологии, географии, истории, электротехнике, геометрии, астрономии. Даже по алгебре выпускной экзамен сдал на пятерку. Четверки были по немецкому и русскому языкам и литературе. Такие оценки давали мне возможность поступить в престижный вуз, и я выбрал Московский инженерно-физический институт, факультет теоретической физики. Родители собрали мне 30 рублей денег, и в конце июня 1964 г. я впервые появился в столице СССР. Огромный город ошеломил и подавил меня. Я с трудом ориентировался среди бесчисленных улиц и проспектов, впервые ездил на метро. Огромный институт МИФИ произвел очень сильное впечатление, я ходил по коридорам, заглядывал в аудитории и лаборатории и понимал, что здесь проходит передний край науки физики. С трудом нашел приемную комиссию, узнал, что конкурс на выбранную мной специальность уже 15 человек на место. Мои документы приняли, дали направление в студенческое общежитие. Я окзался в двухместной комнате с каким-то очень манерным городским парнем, одетым с иголочки. На его фоне я выглядел очень странно. В отцовских ботинках, вышедших из моды еще в начале 50-х, двубортном пиджаке и широченных брюках, когда в моде уже давно были однобортные пиджаки с одной пуговицей и узкие брюки-дудочки, обязательно короткие - так, чтобы были видны красивые носки. Только рубашка у меня была модная, вся в страшных петухах. Такие рубашки у нас в деревне называли бабьими за их яркую цветастость. Так что я сильно отличался от других. Вступительные экзамены в МИФИ сдавали в июле, так что не поступив, абитуриент имел шанс попытаться поступить в другой вуз, например, в МГУ. У моего соседа по комнате была потрепанная книжица с типовыми задачами по физике, которые были на экзамене в МИФИ в 1963 году. Он рассказал мне, что сдавал экзамены в прошлом году, но не прошел по конкурсу, не набрал нужного количества баллов. В 1964 г. я закончил Семеновскую среднюю школу и решил стать физиком теоретиком. После собеседования в приемной комиссии, прежде чем сдавать вступительные экзамены, мы должны были пройти медкомиссию. Обычная медицинская справка по форме 286, которую выдавали по месту жительства, руководство МИФИ не устраивала, и в институте каждый абитуриент должен был пройти комиссию свою, институтскую. Я срезался на медкомиссии, у меня давление оказалось 140:80. Да, можно было поговорить с врачом, объяснить, что сильно переволновался, устал от впечатлений, упросить, чтобы пожалела, в конце концов. Парень-то я был весьма здоровым и развитым, не в пример многим городским юношам. Но я был гордым - раз, очень удивился сам своему недугу - повышенному давлению - два, к тому же мои деньги в Москве разошлись моментально (оплата общежития, проезд, питание), все оказалось дороже, чем я предполагал. Понял, что не по-карману мне и моим родителям моя учеба в Москве. Решил вернуться домой, год поработать в колхозе, пойти в армию, а потом устроиться на работу и поступать на вечерний факультет университета, или МИФИ. Мое безуспешное возвращение домой сильно огорчило маму. Она стала меня убеждать, что не следует откладывать поступление в вуз, что я могу еще попытаться в августе поступить в Ярославле. Это ближе, к тому же там живет мамина сестра тетя Галя Хабарова и брат отца дядя Саша Воронин. Мама очнь не хотела, чтобы я оказался в колхозном рабстве, так как она знала, насколько из него трудно выбраться, знала она и мой неуступчивый, а порой и задиристый характер и уговаривала меня поехать в Ярославль. Под давлением ее уговоров я решил поехать в Ярославль и поступать ... Но куда? В медицинский мне не хотелось, я очень не любил всякие болячки, а при виде крови просто падал в обморок. Технологический меня тоже не устраивал. Перспектива работать на заводе казалась мне удручающей и скучной. Третьим институтом в Ярославле тогда был педагогический. Вот я и решил поступать в пед. На физмат идти не хотелось, я мечтал о большой физике, а физик-учитель (мне казалось) - не серьезно. Именно тогда я написал стих, в котором были такие строки: "Не получилось из меня беркута, но и ужом ползти некуда. Стою над пропастью и ничего не думаю. В луже небо отражается, и ты кажешся самой умною, Но ты уже с кем-то встречаешся. Стою, раскачиваясь до бесконечности, Смотрю сквозь пути млечные. До хрипоты ору заклинания и забываю свое призвание". Итак, я выбрал биолого-географический факультет, отделение биологии и химии. Сдавать пришлось физику и химию устно и писать сочинение по русскому языку и литературе. Экзамен по биологии при поступлении на биофаки тогда не сдавали. Да и предмета такого - биология - в школе тогда не проходили. Были: ботаника в 5-м и 6-м классах, зоология в 6-м и 7-м классах, анатомия человека в 8-м и основы дарвинизма в 9-м. Основы дарвинизма были посвящены изучению теории происхождения видов Ч.Дарвина, но в духе Т.Д. Лысенко. В 1964 году теории Лысенко в науке уже не котировались, но школьное образование еще не успело перестроиться. В журнале "Природа", который выписывала Семеновская школа для своей библиотеки, я читал статьи по генетике, а в учебнике "Основы дарвинизма" все еще разгромно критиковался и по-всякому обзывался вейсманизм-морганизм. Когда сдавал документы в приемную комиссию и писал заявление, мне, посмотрев мои оценки в аттестате, советовали поступать на физмат, даже убеждали это сделать. Но я был верен своему решению. Планировал: год поучиться, потом заберут в армию, а после армии снова поступать в МИФИ. Экзамены сдал на две пятерки и четверку, которую получил за сочинение про Кондрата Майданникова из "Поднятой целины" М. Шолохова. Поступил, дали стипендию 28 рублей в месяц, предоставили место в общежитии. Родители обещали присылать по 10 рублей в месяц и снабжать продуктами. Тогда это были очень приличные деньги, так, обед в студенческой столовой из трех блюд стоил от 30 до 40 копеек, стакан кофе с вкусной булочкой 10 копеек. За общежитие мы платили по 2 рубля 50 копеек в месяц. Можно было подработать сторожем в детском садике или в больнице, а можно было 2-3 дня поработать на разгрузке вагонов и заработать 30-40 рублей. Но работа - таскать мешки из вагона в склад, мешки по 70 кг на расстояние 20 метров надо было таскать с 8 утра до 10 вечера. Мне больше нравилось разгружать вагоны. Сразу после поступления в институт нас направили на работу на стройку какого-то дома. Из этой отработки помню только, как на второй день работы сорвалась бетонная плита перекрытий с подъемного крана и упала на одного из наших парней. Нас сразу же сняли с этой работы и отправили в колхоз собирать картошку и убирать лен. Учиться на отделении биологии и химии мне было удивительно легко. Многое, что читали в лекциях, я уже знал, а то, что не знал, запоминал сразу на лекциях. Массу свободного времени тратил на чтение книг по физике, математике, философии. Брал книги в библиотеке пединститута, которая, кстати, оказалась очень богатой. Здесь можно было взять оригинальные произведения практически всех философов, которых критиковали в рамках марксистско-ленинской философии. Так я познакомился с трудами Канта, Юма, Гегеля и др. Мое шуточное определение материи - "Материя - это то что дано нам в ощущениях и действует нам на нервы" - очень обидело преподавателя философии, но понравилось сокурсникам. Вообще я уже тогда четко знал, что на лекциях по философии, истории партии и политэкономии нам упорно и занудно развешивали лапшу на уши. Была так называемая "Хрущевская политическая оттепель в стране", и мы смело спорили с нашими преподавателями общественных наук. Часть из них и сама была либералами - они дискутировали с нами умно и мягко, уважая наши критические наскоки на марксизм-ленинизм. Другая же часть в спорах доходила до иступления и грозила нам колымскими лагерями. В эти годы было реабилитировано немало политических заключенных, некоторые из них появились и среди наших преподавателей. Например, курс генетики нам читал недавний зек, проведший в лагере 10 лет. На филфаке занятия проводил известный поэт, тоже из бывших политических. Мы видели, что эти люди из лагерей часто умнее и смелее тех, кто через лагеря не прошел. Мы уважали их и восхищались ими. По воскресеньям я уходил на полный день в областную библиотеку в читальный зал. Выписывал себе кипу книг из разных областей науки, и читал, конспектировал, размышлял. На первом курсе, кроме обязательных занятий на своем химико-биологическом отделении, прослушал курс высшей математики на вечернем отделении физмата. Посещал с вечерниками лекции и практические работы по высшей математике. Так я готовился к поступлению после армии в МИФИ. Из студенческого времени у меня сохранилось очень мало дневниковых записей. Регулярного дневника я тогда не вел, но иногда писал в каких-то тетрадях вперемешку с конспектами лекций о том, что думал и о чем мечтал. Одна из таких тетрадей чудом сохранилась, несмотря на мои бесчисленные переезды и скитания. Она сейчас со мной. Итак, вот что я тогда писал. Дневник 1965г. Эволюция (латинские слова evolvi, evolution, evolve означают раскрываю, развертываю). Речь идет о раскрывании некоей программы. Вне времени программа идеальна, но время вносит неопределенность, программа со временем разрушается. Эволюция связана с изменениями (нарушениями) программы. Отсюда необратимость эволюции как процесса. Живое вещество - это живая комбинация неживых частиц. Все есть порядок. Ламарк коснулся передачи приобретенных признаков при наследовании. Как это происходит? Приобретенные признаки передаются непрямо. Отбор необходимо связать со степенями свободы системы. Биоценоз - это неустановившееся равновесие. Mors creator vitae est. Напряженность борьбы за существование. Вымирание - непосредственный результат эволюции, - своего рода выпадение в осадок. В эволюции по Додерлейну следует усматривать “силу инерции”, это не что иное, как стабилизирующий отбор. Берг писал о прямом развитии без отбора, называя его номогенез. Берг Л.С. Номогенез или эволюция на основе закономерностей // Труды географического института.1922. Т.1. Ламарк Ж.Б. Философия зоологии. М.-Л., 1933. Экспедиция в юрский период От всех полевых практик, которых за пять лет было немало, у меня осталась только одна тоненькая тетрадка. Это была полевая практика по геологии в июне 1965г. Мы прослушали курсы минералогии, исторической и динамической геологии, выполнили лабораторные работы, и вот перед экзаменом состоялась поездка на юрские обнажения на берегу Волги - туда, где она впадает в Рыбинское водохранилище. Записи в тетрадке начинаются стихом, который я сочинял в поезде “Ярославль-Рыбинск”, когда мы ехали на эту практику: Я вспомнил песню про сны земные, Про зелень трав и голубень небес, Твои глаза знакомые, родные И сразу в прошлое исчез. Уплыл в пожарище заката Под мерный перестук колес. О, если бы ты только знала! Как много выплакал я слез, Как долго плыл в пучине грусти, Как исчезал с лица Земли. Мне пели ветры словно гусли, И все березы для меня цвели. Рыбинск наплывает маленькими дачными домиками. Здесь мы пробудем 2 часа, потом поедем дальше на маленьком местном рабочем поезде. Рыбинск стоит в месте выхода Волги из Рыбинского водохранилища, а нам надо в поселок Глебово - туда, где Волга впадает в водохранилище. Позади Рыбинск. Мы катим по направлению к городу Некоузу. Село Глебово находится на левом берегу Волги, немного недоезжая Некоуза. За окном мелькают зеленые леса и луга. Я люблю природу за то, что в ней много свободы. От маленького полустаночка до села Глебово около пяти километров. Идем, печет солнце. Ужас! Я даже рубашку снял и тащил свой рюкзак на голых плечах. Ура! Дошли. Сразу бежим купаться на Волгу. Уф! Вода, прибой. Крутой обрывистый берег. Я не в силах описать эту красоту. Утром проснулся от страшного холода. Дрожа, оделся, нашел свои удочки и побежал на реку. Над Волгой голубая дымка. Солнышко уже довольно высоко, хотя еще только половина пятого - раннее утро. На ходьбе разогрелся и почувствовал себя совсем комфортно. Из глубины души вылезла рыболовная страсть. С замиранием сердца наблюдаю за поплавком. Смотреть так приходится довольно долго. Наконец поплавок качнулся, - поклевка. Тащу и... Маленький окунишка дрыгается на крючке, срывается и шлепается в воду у моих ног. Быстро уплывает. Я ловлю рыбу в устье ручья. У противоположного берега ручья играют мелкие рыбешки. Они полностью выпрыгивают из воды и с удовольствием плюхаются в нее. Интересно, что их привлекает в эту чуждую воздушную стихию? Еще одна поклевка, но.. То ли крючок маловат, то ли я рано потащил, но рыба осталась в реке. Больше поклевок не было. Солнышко уже поднялось довольно высоко. В селе включили радио: “Раз, два, три..” Это утренняя зарядка. Надо шагать домой, опаздывать на экскурсию нельзя. “Мы на знаменитой ярославской юре”, - говорит наш преподаватель. Это такие отложения (слои земные) юрского периода мезозойской эры. Зеленые пески, конгломераты (фосфориты) юрского периода сверху перекрыты отложениями мелового периода. Чередование земных слоев соответствует исторической периодизации - последовательности что за чем было. Эти отложения были описаны геологами еще в 19-м веке. Много знаменитых геологов до нас лазило по этим осыпающимся песчаным обрывам. Рыбинское водохранилище подняло уровень воды в данном месте на 15 м. При этом были подмыты новые толщи, стали лучше видны меловые отложения, юрские же оказались частично подтопленными. Вот они - следы былой геологической эпохи, тысячелетия, зафиксированные в этих зеленоватых песчаных толщах. Середина мезозоя - эры средней жизни. От ощущения времени по спине пробегают мурашки. Как богат и велик мир. За каждой песчинкой скрывается бесконечность прошлого, бесконечность будущего и бесконечность настоящего. Я имею в виду бесконечность настоящего во времени, и я верю, что настоящее во времени бесконечно. В прослойках песка встречаются окаменелости. Это - белемниты небольших размеров и аммониты всевозможных видов. Некоторые из них сохранились так хорошо, что отчетливо видны септы, боковая линия и другие мелчайшие морфологические подробности. Вот огромная раковина. Такое впечатление, что это она сама, а не окаменелость. Смотрю на полуразрушившуюся спираль. Черный цвет конгломерата действует магически. Я смотрю на раковину и не вижу ее, думаю о времени, о его объективности и материальности. Мыслями я витаю в веках, смотрю на этот мир глазами вечного странника, полубога. За один миг, Природа, я могу ощутить всю твою бесконечность. Прав был Г. Уэлс - “Люди - боги”. Передо мной раковина Ломоносова. Много мелких особенностей строения, заслуживающих внимания. Сижу на глыбе юрского песчаника возле воды и рисую план местности: линии берега реки, остров напротив, заводь в устье ручья, в котором я ловил сегодня утром рыбу. За ручьем над обрывом стоит церковь и довольно много домов. Глебово - большое и красивое село. Меловые пески светлые, поэтому граница между юрскими отложениями и меловыми очень отчетливая. Меловые пески сильнее юрских подвержены выдуванию. Поверх меловых песков идет слой светлокоричневого суглинка с темными прожилками. На самом верху - слой почвы. Юрские пески сцементированы солями железа, их обнажения почти как скала, но под ударами молотка легко разрушаются. Расчищаю лопатой обнажение - срезаю слой, подвергшийся выветриванию. Измеряю мощность горизонтов, зарисовываю и описываю структуру обнажения. Делаю чуть больше положенного - еще размышляю и мечтаю. Ветер выдувает песок и всю эту колючую массу обрушивает на голые плечи и спину, забивает рот, нос, глаза. Похоже на песчаную бурю в пустыне. Зачишен самый верхний, самый “наш” слой. Он темного цвета с массой корней. Это - сегодняшний день биосферы, он очень динамичен. Свободная минеральная часть, способная сохраняться миллионы лет, в нем очень мала. Весь этот перегной, корни и корневища не войдут в геологическую летопись, они исчезнут почти бесследно. Останутся только жалкие прожилки более темного цвета, которые постепенно окаменеют. Мощность этого слоя - сегодняшнего дня биосферы - невелика, всего 20см. Ниже идет так называемый подзол - слой, подверженный не биологическому, а только химическому воздействию со стороны биосферы. С переходом вниз по профилю роль жизни уменьшается очень резко. Илистый слой с примесью глины - это уже практически чисто минеральная часть. Мощность его 40см. Ниже идет слой глины мощностью 50см. В нижней части в глине имеются незначительные прослойки песка. Наконец желтый песок “вытесняет” глину, и перед нами новый самостоятельный песчаный слой. В нем много глинистых частиц. Мощность этого песчаного слоя 110см. Ниже простирается слой моренного суглинка мощностью 200см. Он сильно уплотнен и сцементирован почти до конгломерата. Слоистость в нем отсутствует, это какое-то хаотическое нагромождение материала - глины и песка. В нижней части этого слоя обнаружены 2 белемнита очень хорошей сохранности. Преподаватель объясняет, что моренный суглинок - результат деятельности ледника. Был мощный ледник, он двигался, он шел, сдвигал на своем пути, тащил, переносил с места на место. Прямо катастрофа Кювье. Неужели это не имеет другого объяснения? П.С. Макеев не признает такой роли четвертичного оледенения в Восточной Европе. Вот и сейчас оба белемнита найдены мной в нижней части моренной толщи. Но ведь белемниты - морские организмы. Как их совместить с ледником? Все перечисленные выше 5 слоев, - это четвертичные отложения, сформировавшиеся в ближайшую к нам эпоху. На четвертичный период здесь приходится 4 метра отложений. Четвертичный период продолжается и поныне. Геологическая работа не прекращается. Дуют ветры, текут реки, выпадают дожди и снега. Ветром и водой выносятся массы грунта, перемещаются и в вогнутых участках рельефа откладываются новыми слоями. Идет пенепленизация. Жизнь также прямо и косвенно ведет перераспределение вещества на поверхности Земли. Как достояние геологической истории жизнь остается в виде жалких окаменелостей и отпечатков. О своеобразии геологического периода можно говорить как по присутствию в нем остатков жизни, так и по их отсутствию. Отложения мелового периода лежат под четвертичными. Они однообразны и скучны. Они слепят глаза своей слюдой. Слой этих меловых песков очень мощный, значительно мощнее четвертичных отложений. Никаких остатков живых организмов мы в нем не обнаружили. Под ним слой юрских отложений - юра. Здесь глауконит, конгломерат, железистый песчаник. В этом слое мы находим массу окаменелостей. А рядом сегодняшняя Волга катит свои воды. Я лезу в холоднющую воду и плыву. Захватывает дух, кожа покрывается пупырышками. Закончен осмотр обнажения, мы идем домой, а точнее - в школу, в которой разместилась на постой наша группа. Плечи тянет тяжелый 25-ти килограммовый рюкзак с окаменелым белемнитом. Он каменный и натирает спину. Мы взяли его в институтский музей. После предстоит тащить эту реликвию 5 км до ж/д станции. За такой вклад в науку преподаватель обещал поставить зачет по практике “автоматом”. Заслуженный обед, а после обеда сон. Надо добрать то, что я не взял сегодня утром. Вечером костер на Волге, но это вечером. А пока я сижу на высоком берегу Волги под березой, “которую мечтал в губы целовать”. Катится моя юность, катится... Вспоминаю девушку с Красного Перекопа, с которой познакомился на танцплощадке перед этой поездкой. Последняя ночь в Глебово. Больше я сюда никогда не попаду. Здесь я почувствовал себя геологом, кое в чем стал разбираться. Вчера были на экскурсии в доме у очень интересного человека. Смотрели его участок, засаженный декоративными растениями, много цветов. Он поделился с нами своими мыслями о добре и зле. Посмотрели краеведческий музей в местной средней школе. Удивительно много экспонатов, и все обставлено очень серьезно на высоком научном уровне. Я доволен этой практикой. Произошел перелом в моей душе. Наверное благодаря этой поездке в юрский период, мои печали показались мне ничтожными, по сравнению с геологической историей. Впервые здесь я загрустил не о Л., а о другой девушке. Мне захотелось быть рядом с ней - с той, с Красного Перекопа. На практике мы работали в одной пятерке с Л. Преподаватель разделил нас на рабочие пятерки, каждая из которых делала описание своего геологического обнажения. Я относился к Л. также, как ко всем другим девушкам, и мне было при этом легко и просто. Я обнажаю былую историю, Ушедших эпох перезвон. И в грустную жизни симфонию Вплетается толща времен. Мгновение мира реального Висит пеленой облаков, И кажутся сказочно дальними Обычные тени стволов. Земные пласты позабытые, Над ними небес синева. Из мела, юры с аммонитами Мне Волга любовь принесла. Я снова пойду на свидание, Забуду слоистость времени, И вдруг почувствую себя праведным, Почувствую себя древним, Древней динозавров каменных В пластах мезозойской эры. Открою себя заново И перейду в обычную меру. В юрский период половина восточной Европы была дном моря, в котором происходило накопление осадков. Их толщи мы и изучали в окрестностях с.Глебово. Вполне возможно, что юра от мела здесь отделяется континентальным периодом, но континентальные отложения позднее были размыты пришедшим сюда вновь морем. После мела, вероятно, снова был период континентального осадконакопления. Возможно, морена и является теми континентальными отложениями. Во всяком случае, третичных отложений здесь нет, над меловыми идут сразу четвертичные отложения. А может, в начале четвертичного периода здесь было море? В этом случае четвертичные отложения есть не что иное, как сильно перемытые третичные континентальные отложения. Ведь море могло быть неглубоким, в нем плавали айсберги, на-шпигованные камнями, песком и глиной. Предположим, что сюда снова придет море. Вся почва будет быстро размыта, размытой окажется и верхняя часть нижележащих глинистых и песчаных горизонтов. Неразмытым окажется, пожалуй, только тот черный моренный конгломерат. На месте останутся валуны и крупные камни, принесенные льдом. Морской водой глина отсортируется от песка, и они переотложатся в разных местах, образовав типичные морские слоистые отложения. Но это произойдет, если морской период будет продолжительным. Если нет, то размыв будет частичным. Скорость размыва будет зависеть и от скорости морских течений. В нижней части сцементированной морены встречаются целые прослойки со скоплениями белемнитов. Не говорит ли это о том, что они жили в мелководном морском заливе, на дне которого были неразмытые континентальные отложения? Мелкие частицы могли сноситься во впадины и текущими поверхностными водами на суше. Сортировка крупных и мелких частиц и их переотложение могут происходить и на суше, особенно в условиях гумидного климата, когда выпадает много осадков. Конечно, на суше эти процессы идут медленнее, чем в море, и песчаные прослойки в этом случае должны иметь малое простирание. Сегодня последний день практики. Мы идем смотреть горные породы. На этом запись обрывается. Но я помню как мы ночевали на полу в огромном пустом классе, как возвращаясь поздно вечером с гулянки, старались пройти тихо, чтобы не разбудить нашего руководителя доцента Новского, который спал на составленных партах, а не на полу, как мы. Однажды он грохнулся во сне с этого своего шаткого сооружения, долго охал и тихонько чертыхался, чтобы нас не разбудить. Мы молча давились от смеха на своих матрасах, но не показали старику, что никто не спал, и все оказались невольными свидетелями его конфузного падения. Я уже потом узнал, что доцент Новский был одним из самых крупных геологов в нашей стране. У него на экзамене никогда не было неудов, но при этом геологию учили даже самые нерадивые студенты. Кроме юрских и меловых обнажений, он возил нас на огромный песчаный карьер в окрестностях города Ярославля и там долго и в деталях рассказывал о геологической истории Среднерусской равнины и Земли в целом. В этом карьере периодически находили кости мамонтов, шерстистых носорогов и прочей живности, обитавшей в наших краях в плейстоцене. На этой практике его аспирант Баранов нечаянно свалился с обрыва на обломки юрских песчаников - так увлекся, рассказывая нам об истории Земли. Мы тогда очень испугались. Но все обошлось синяками и царапинами. Два тяжеленных белемнита мы привезли в геологический музей нашего института. Один из них оказался самым крупным в коллекции. Думаю, что он и сейчас там хранится, наш белемнит. На первом курсе я успешно сдал зачет по минералогии, зимой на экзамене по исторической геологии получил пятерку, а весной на экзамене по динамической геологии четверку. Но и в дальнейшем связь с геологией я не прерывал никогда. Читал книги, наблюдал слои земные во время экспедиций. В конце концов в 1996-1999г. разработал вполне геологическую гипотезу “пульсирующей Земли” и опубликовал об этом статью в научном сборнике. Так что геологическая практика в селе Глебово не была напрасной. Геологическое видение Мира открылось у меня тогда в июне 1965г. Сельзозработы осенью 1965 г. Люди рождаются и умирают, а любовь и доброта остаются в этом мире на долгие бесконечные времена. Любовь - это и мгновение прикосновения к любимой, и страстный поцелуй, и страдание от потери любимой, страдание от неразделенности любви. Любовь - это не уродливый комплекс, а нечто совершенное, если конечно она совершенствует человека. Я снова с Л., но между нами Тамань, множество событий и людей, множество сомнений. И тем не менее, люблю я только ее, а все остальное - блажь. Не получится обоюдной любви, - у меня останется наука, работа. Мы на осенних сельхозработах в п. Поречье недалеко от оз.Неро в Ярославской области. Работа, костер, ночь в стоге сена. Конфликт с парнями. Драка с толпой деревенских парней, пожалел, что я один. Пришлось взять увесистое березовое полено из поленницы дров. Нападать не решились.Т. Я. спровоцировала и усугубила этот конфликт с местными парнями. На днях я встретился со своими школьными учителями Анатолием Павловичем и Маргаритой Ивановной Пивоваровыми. Они сейчас живут и работают на юге Ярославской области в небольшом городке Петровск. Это оказалось рядом с нашим колхозом. Я специально съездил к ним, разыскал школу и их дом. Я и они были рады моему появлению. Анатолий Павлович много рассказывал о рыбалке и своих рыбацких подвигах уже здесь на новом месте жительства. Вспомнили Семеновскую школу. 12.09.1965 г. А все же жить на свете здорово! Сколько событий, сколько противоречий! Я отказался сегодня от работы из принципа, отказались и остальные. Колхоз должен обеспечить нам нормальные условия, а то смотрят на нас, как на безропотных рабов. Весь день гуляли с Л. по полям и проселочным дорогам. В селе Никольское забрели в церковь. Она не действующая, но на стене под самым сводом сохранилась прекрасная фреска. На ней старик, вышедший из моря. Голубое небо с белыми кудлатыми облаками, синее море и старик с седой бородой и добрами глазами. Нимб над головой старика не круглый, а треугольный. Странно. В церкви мы подобрали на полу вырванные листы из библии, пытались их читать. Потом шли по полю, взявшись за руки, в соседний лесочек. Орехов лещины мы не нашли, наверное, все уже давно собрали. Зато был берег реки и костер, и весь этот день был наш на двоих. 13.09.1965г. Когда нибудь я вспомню эти дни. Сегодня Л. со мной гулять не пошла. Почему? Странно складываются наши отношения, то ясно, то совсем сумрачно. Настаивать не могу, гордость не позволяет. Сижу и сочиняю стихи, вернее, пытаюсь сочинять. Любимые уходят и приходят. Чувства барабанят, словно дождь по крыше. Сегодня мне нравится поле, Которое рядом с тобою вижу. Не удивляйся, если случайно Руку твою спутаю со своею. Мне даже во сне снишся только ты. Но, просыпаюсь... и нет мечты. Рифмы без смысла, но разве всюду Его так много? Кляча Космоса, загнанная вконец, Среди звезд ищет дорогу. 14.09.1965г. Надо писать, что бы не случилось с моими чувствами, надо писать. В этом спасение. Я переживаю конфликт любви и гордости. Дневник - вместилище моих печалей. Болит голова. В нашем коллективе возникают какие-то конфликты. Боюсь быть навязчив и замыкаюсь, ухожу в себя. Со мной остаются векторы и тензоры, многомерные пространства. Все в мире относительно. Пишу письмо родителям. Здравствуйте, мои родные! Много впечатлений, нового, поэтому пишу вам подробное письмо, не дожидаясь от вас ответа на предыдущее. Разместили нашу группу в трех домах по 7, 8 и 9 человек. Жить в общем-то весело, но работать приходится порядочно. Учет работы ведется на трудодни, но они разные по оплате. Самый дорогой трудодень на картошке - 2 рубля. А остальные трудодни “не картофельные” по 90 копеек.. Лен здесь не выращивают. Выращивают цикорий, он очень дорогой - 1кг при сдаче государству стоит 10коп. Выращивают горох, который убирают в недозрелом виде на “зеленый горошек”. Консервируют и закатывают в банки на специальном заводе в поселке Поречье Рыбное. Это - на южном берегу оз.Неро. Вчера ходил в лес за орехами, бродил до темноты, но ничего не набрал. Домой пришел совсем поздно. Два раза ходили в кино. Клуб здесь плохой, молодежи в деревне также нет, все удирают в город. Колхозники живут хорошо, у некоторых телевизоры и холодильники. Часто ездят торговать на рынок и своим огородом очень дорожат. Мне поручили возить и сдавать на станцию колхозную картошку, а на фабику зеленый горошек. Норма при сборе картошки - 25 корзин на человека. Говорят, что здесь мы студенты можем даже подзаработать. Пока же денег нет ни копейки. Стипендию получать не хочу, так как надо что-то купить из одежды, например, пиджак. Сейчас пойду погуляю. Письмо допишу после.   Я раздвоен. Половина меня, посвященная любви, пропадает. Остается вторая. Тихо, не ныть! Есенинскую пустоту надо заполнять стихами и: рифмы, итегралы, тензоры и розы. Болит голова. Пора спать. Ты видела синие слезы? Они у Земли по утрам. Они от печали быть может, От снов, от обид и от ран. Здравствуйте! Шлю вам самый сердечный привет и кучу новостей. Два ваших письма я получил. Ездил из колхоза в институт в Ярославль и вот сегодня (воскресенье) возвращаюсь обратно на сельхозработы. Получил сентябрьскую стипендию и всю ее потратил. Купил пиджак за 24 руб. В городе был с пятницы. К дяде Саше ходил в субботу, но дома у них никого не было. Постирал, в душ сходил. Назад в колхоз и ехать не хочется, но приходится смириться - как, впрочем, со многим в жизни. Работать в колхозе, возможно, будем аж до 15 октября. Очень жаль потерянного здесь времени. На кафедре следующим летом обещали включить в экспедицию в Дарвинский заповедник. 19.09.1965г. Время, время! Вот уже вторая половина сентября. Желтеют листья на деревьях, ночью бывает холодно и ветер по осеннему строгий, резкий. Это - моя восемнадцатая осень. Ничего в ней нет особенного. А впрочем... Петровск, Левинка, сбор картошки, индивидуализм, новые люди, разочарования, любовь, Л... Моя космическая любовь не гаснет. Моя душа углом любви врезалась в обыкновенность. Спасают Герберт Уэллс и Илья Сельвинский, который написал: “Влюбленные не умирают”. Здорово сказано. И почему во мне столько серого, обыкновенного и надоедливого? Вечно я все вижу в противоположностях и противоречиях - в крови враждующих противоположностей. Хаос - это вечность, самая возможная возможность и самая веская причина. В который раз я с умилением осознаю это! И ведь не надоедает. А, впрочем, хочется спать. Все-таки поездка в Ярославль встряхнула меня. Мне так близки обрывки ночи, полей распаханная ширь, А дальше горы голубые - приют богов и мир богинь. И жизнь моя - всего лишь траектория . Мутится небо тучами серыми, Брызгает дождиком и молчит. Ведь ничегошеньки не поделаешь, Лишь вздохнешь и молчишь, молчишь. На душе не скребутся кошки, Просто солнышка нет нигде, Просто брызгает мелкий дождик, Просто хочется мне к тебе. Но ведут в никуда дороги, Вместо верст лишь печаль, печаль. От хожденья устали ноги, Ничегошеньки мне не жаль. Вот и снова на родине я... Распласталась, лежит деревенька. Словно свечи торчат тополя И березы, как русские веники. Здесь по-прежнему улочка вьется От речушки к пологим холмам. Вечерами гармоника льется Сквозь тяжелый осевший туман. А за окнами низенькой хаты, Словно времени вовсе и нет, Вижу детство свое, а не брата. Невлюбленный еще, не поэт. Как-то в роще березовой Вон за тою горою Обещела девчонка мне... Впрочем все вам открою, Расскажу по по-рядочку И про долю людскую, И про пляску вприсядочку, Про невесту чужую. Налетели вдруг лютые Как сирены метели, Да морозы трескучие, Да под инеем ели. .................................... Время - лучший лекарь, Время - чародей. Под его опекой Не боюсь людей. Взгляд своей любимой, Все могу забыть. Буду вновь смеяться, Иногда грустить. Рядом с небом звездным Нивы при луне. В тишине морозной Все подвластно мне. Где-то шумят березы, Где-то ручьи трепещут, Стынут в ледышки слезы. Боже! Как люди грешны. Времени бег суровый. Годы куда, куда Вы? Нет, не понять нам, люди То, что скрипит осина, То, что приносят вьюги. Счастье? Невыносимо. Знакомая колхозная деревня, Десяток бурых постаревших крыш И бабка, что как небо, древняя, Да милый и застенчивый малыш. Поля росою позолочены, И травы - тишь и благодать. 23.09.1965г. Все больше мой ум захватывают генетика, теория развития и математика. Спасает Герберт Уэллс. Великий человек, громада! А девчонки курят. Пообщавшись с ними, я в них сильно разочаровался. Л. я не могу понять. Ее отношение ко мне непоследовательно. Она гордая, и я гордый. Ничего у нас не получается и не получится. Наверное, оба мы многое теряем, а может быть, только я. Любимые уходят и приходят, Чувства барабанят, словно дождь по крыше. Сегодня мне нравится поле, Которое рядом с тобою вижу. Опять я про клячу Космоса, загнанную вконец... Скоро лекции. Снова потечет моя размеренная жизнь. Каждое воскресенье меня ждет читальный зал областной библиотеки. Примерно 2 часа ежедневно занятия иностранным языком, 4 - науками, 6 часов - лекции. Итого - 12 часов в день. К этому надо добавить спорт и прогулки по городу, в кино, в магазин. Жить придется на 1 рубль в день. Нужен жесткий расчет. Получил письмо от мамы, хорошее доброе письмо. Схема эволюции: 1 - становление плана, 2 - его реализация, 3 - мутации плана и появление разнообразия (дифференциация), 4 - кризис плана. Лезут мысли о степенях свободы. Сколько их в нашем обществе? У конкретного человека? Слушаю радио: “Поверь, мне так твои глаза увидеть хочется. Но только ты об этом песню расспроси.” Чтобы почувствовать романтику чего-то, надо на это что-то посмотреть издалека, - так считает Л. А я? Пожалуй нет. Мне не нужно удаляться, чтобы почувствовать и восторгаться. Я хочу видеть не со стороны, а изнутри. Но в чем-то она несомненно права. А вообще романтика, как и красота, штука объективная. Я понравился женщинам колхозницам. Они стараются меня опекать, считают неподготовленным к жизни, помогают. Сколько в людях доброты! И по-моему, она не искоренима ничем. Пора спать. 26.09.1965г. Как хорошо, что жизнь - это сплошное разнообразие. Сегодняшний день не похож на вчерашний. Каждый миг приносит новое, таинственное и непонятное. Только где-то в глубине сознания сохраняется чарующая инерция вчерашнего дня - его романтика, его очарование. Ломит от усталости спину и ноги. Вчера вдвоем с Л. собрали 70 корзин картошки. По радио концерт, надрывается труба в оркестре. Девушки чистят картошку. Это - оболочка сегодняшнего дня. А сколько под этой событийной оболочкой чарующего и радостного, трогательного и печального? И сколько проблем. “Волна на волну набегала, волна догоняла волну”. В памяти картинки прошлого: бабушкина изба, лавка у окна, окно, стол с голубой клеенкой, мои первые стихи о дружбе, детский почерк. Тишина сползает с неба, Дождик сыплет как моча, Вся продрогши стонет верба, Не горит Луна-свеча. Колет сердце у кургана, Ломит руки у берез. Что-то нынче очень рано Осень льет потоки слез. Стынут дали, ночь почуя Как старуха на печи: “Знать погода завтра будя, Богу видно”. Ох, хрычи! Даже черти все притихли. Знать промокли до костей. Видно черной силе ихней Тяжко осенью, ей-ей. Где-то скрипнула телега Без причины просто так. Осветила спичка небо, Разрывая мокрый мрак. Ночь и осень. Что сестрицы? Я не черт. Мне все равно. Проскрипели половицы, - Это дед закрыл окно. Мне жалко вас, живущих в середине века. Я счастьем назову, друзья, ту крайность, Что взбесивши человека, На грань веков, тысячелетий привела. Я не последний во втором десятке И мой рубеж - двадцатый век, тысячелетие. Мой путь как сон, конечно, краток, Но прошлое... оно мое бессмертие. Я жалким назову того, кто день рождения Считал началом. Комок материи, Достигший своего, пришел лучом. И стала смерть его причалом. 27.09.1965г. Болит голова, наверное, я простудился. Так и заболеть недолго. Тупость и тяжесть в уме, нет перемены. Надоело, скорее бы закончились эти сельхозработы. Я на берегу речки. Темно. Овраги, кусты, луга, рыбы и лягушки. Отличный вечер. Я один. Девушкам нравится меня лечить. А дождливая погода - откровение Христа. Август умчался куда-то, лес позолотой страдая Юность припомнить не может, дни с сентябрем коротает. Горбится холм у дороги, бурою пашней обложен. Ветер, что выслали боги, тоже на осень похожий. Грустно природе, страдает. Тяжки о прожитом грезы. Слезы... Да кто их не знает? Вытри их, милостный боже. Будь окаянным старенье - рабство прекрасного края. Но пожелтело презренье, ниже седины спадают. Вечер - конец безымянный - плещется с рыбами в плесе И, словно путник незванный, гонит природу на ложе: “Спи, дорогая, довольно. Вспомни как иволги плачут, ........................................................................................ 2.10.1965г. Пришел октябрь. Холодно, жутко, как холодно. Деньги за работу в колхозе нам выдадут в понедельник. Сразу еду в Ярославль. Говорят, что наша каторга закончится 10-го октября. С трудом верится в это. На заработок надо будет купить ботинки и рубашку. Нужен еще шарф. Если отпустят 10-го, то смогу съездить домой во Всехсвятское. Странные отношения с Л. Иногда мне кажется, что я ей нравлюсь, иногда ее безразличие ко мне просто убивает. В душу закрадывается безразличие. Потеряв ее, я потеряю надежду на счастье в любви, вообще веру в обоюдную любовь. Почему моя любовь не удалась? Ведь я знаю, что моя любовь настоящая. Разве может быть такое притяжение одной души к другой односторонним? Странно. Наверное, в моем чувстве много платонического. Наверное, это и не нравится Л. Нерешительность, робость. Но ведь это от того, что боготворю ее. 3.09.1965г. Сегодня семидесятилетие со дня рождения Сергея Есенина. Он великий поэт, но после смерти. Вот она -справедливость нашего общества, справедливость современников. Потеплело. Картошку собирать было лучше, чем вчера. До 15 часов набрали по 25 корзин. Девчонки устроили мне бойкот. Завтра получка, и завтра же поездка в Ярославль. Хочется помыться и отдохнуть. Надо купить ватник. Ночью снятся кошмарные сны, голова деревенеет от шубы и пальто вместо подушки. Но главное неудобство - одиночество. Разрыв с Л. все очевиднее и неизбежнее. Пытаюсь писать дурные стихи от скуки. 4.09.1965г. С деньгами тянут. Сегодня наверное не получим. Думаю, что рублей 60 заработал. В Ярославль попаду не раньше 10-го. Обязательно поеду в Всехсвятское. Колхозники в деревне Боровицы - резкий контраст с Левинскими. Здесь на поле тихо, никто не конкурирует за пустые корзины, так как их всем хватает. Даже с нами, студентами, они не ссорятся, а за помощь говорят спасибо. Деревня здесь меньше, рабочих рук не хватает. Здесь в каждой деревне есть большой (а в селе Никольское огромный) пруд. Колодцев нет, местность довольно холмистая и сухая, горизонт очень широкий, лесов мало, климат от ярославского переходит к московскому. Различия в климате не пропорциональны малому расстоянию от Ярославля. Странно. Здесь очень ощущается близость к Ярославлю, а также особая огромность пространства. У меня на родине обжитая часть пространства значительно меньше. Много лесов. Создается впечатление, что Земля у нас меньшего диаметра - сильнее выпуклая, чем здесь. Причина, вероятно, в том, что здесь вогнутый участок вокруг оз.Неро. 5.09.1965г. Молодец, Л. Мы все же набрали за день почти 100 корзин на двоих. Немного не 100, а только 96, но все же это рекорд. Работу закончили до 16 часов. Работали без обеда - шли на рекорд. Кажется, она меня ревнует к местным девушкам. А может быть, шутит, а может, просто издевается. Рассказывала мне о своих снах, которые в чем-то похожи на мои. Страх впасть в пошлые отношения с моей и ее стороны явно мешает нам сблизиться. Осталось всего 4 дня. И... прощай Левинка, Никольское, как Митьково и Ильинское в прошлом году. Дома планирую пробыть полную неделю. Может, схожу на Исаковское болото. Интересно, почему во всех языках чувства передается ритмом, рифмой и напевностью - стихи, песни. Вот она Русь в платочке беленьком От околицы за поля. Здравствуй, милая, расчудесная Пошехонская мать-земля. Здравствуй, детство мое сермяжное, Запах дегтя и скрип колес, Пенье вьюги в трубе протяжное И величье далеких звезд. Все смешалось в сыром безмолвии, Лишь белеет тоска церквей. То ль холмы мне тебя напомнили, Но печально в душе моей. О, мой мир! Я тебя не выдумал. И сейчас в суете мирской Как язычники с грубым идолом Своим сердцем скреплен с тобой. 7.10.1965г. Четвертый раз смотрел сказку “Морозко”. Дивно, просто, удивительно. С Л. мы шли из кино врозь, но она не ушла сразу домой. Осталась со мной вдвоем, когда могла возникнуть драка с местными парнями. Без нее я пожалуй вздул бы этого дурака. Хочет, чтобы я оказался Иванушкой из сказки “Морозко”. Но я на эту роль не гожусь так же, как и она на роль Настеньки. Сегодня дергали брюкву. Работа нормальная, но платят за нее мало, да и вообще работать надоело. Страшно хочется перемены декораций, хочется прояснить отношения с Л., хочется определенности. Хочется ходить с ней в кино, разговаривать, гулять. Завтра работаем последний день. Здорово! Домой едем послезавтра в полдень. Хотелось бы раньше. Клонится рябина за холмом у речки, Да горят осины, словно богу свечки. Все осиротело. Даже тишина В поле за овином с вечера одна. Грустью деревенской расплылся туман, И не пахнет летом высохший бурьян. Убегу за речку, как в шестнадцать лет, И ручью Глухому передам привет. Посмотрю, как прежде, и среди камней Трудно не заметить, что смешон ручей. 8.10.1965г. “Наш дом” скирдует овсяную солому. Другие “два дома” грузят цикорий. Мы до обеда сложили скирду (большой стог). Солому здесь складывают в скирды в одном месте, а не как у нас в разных частях поля. Работа тяжелая, и девчонки устали. Вот уже месяц, как я живу с ними в одном доме. Вообще компания плохая. Девицы не дружные, сварливые и очень разные. Да! А работать-то осталось всего полдня. Вот и заканчиваются наши мытарства. Последний вечер, последний ужин, последняя ночь, последняя баня. Прощай, Левина гора, а может быть, до свидания. Даже не верится, что завтра окончательный расчет. С Л. стежки-дорожки расходятся. Поплакать, что ли? 9.10.1965г. Ура! Последнее утро в колхозе. Уже половина восьмого, скоро завтрак и расчет. Хочу напоследок охарактеризовать хозяина и хозяйку, в доме которых мы жили. Такого мира и согласия между мужем и женой я еще не встречал. Дядя Ваня - спокойный, непьющий и некурящий хозяйственный старый мужик (начинающий старик). Он очень уступчивый, но хитрый и не лишен способности сподхалимничать. Разговорчивый, иногда даже слишком. Он - почти идеальный муж. В долгой жизни эта идеальность даже может надоесть. Бабушка Катя - натура более интересная, умная и скрытная. Это и хорошо, и... Уступает старику в самые подходящие моменты, но чаще всего отделывается от него остротами. Они прекрасно знают характеры друг друга и управляют своими отношениями. Вчера в бане видел интересного пьяного старого мужика. Он читал Гашека, Есенина. Немного позер, но несомненно личность. Сегодня последняя встреча с Л. Буду внимательным и вежливо попрощаюсь. Больше судьба никогда не сведет нас с ней так близко и надолго. Собираются девочки, ходит баба Катя. Вот она включила радио. Картина типичная, но последняя. С острой мордашкой пес голодный Впали бока, а вечер морозный. Выйди всевышний сукою что-ли. Пес, не скули, ведь ты же на воле. Пахнет грядущее голодом пуще, Рыскают люди.., нет волки по улице. Вот и луна показалась на небе. Все позабывши, ты помнишь о хлебе. Ты же подохнешь, свободный и бешенный Милый мой песик, никем не утешенный. Что это? Смерть убегает растерянно? ............................................................. Тьма - одеяло ночи, ужаса полные очи, Слезы, голос любимой: “Милый, прощай, милый”. Студенческие годы - это учеба и наука, неразделенная любовь, проблема нехватки денег, это - старинный город Ярославль, полевые практики и студенческие экспедиции, это - каторжные сельхозработы по полтора - два месяца каждую осень. В армию меня через год не призвали, так как вышел указ студентов не брать, а после окончания учебы на год призывать в армию. Когда я узнал об этом, сильно огорчился. Ведь летел ко всем чертям мой план, отслужить после первого курса два года в армии и поступать в МИФИ. Пошел в военкомат и попросил, чтобы меня призвали на два года. На меня там посмотрели, как на ненормального, и отправили учиться. 1965 г. Студент Ярославского пединститута. Так я был вынужден заканчивать пединститут. Пришлось мне серьезнее относиться к учебе и искать путь в науку в рамках тех специальностей, по которым нам читали лекции доценты и профессора. А состав преподавателей в Ярославском педагогическом институте им. К.Д. Ушинского был замечательным. Эмбриологию и гистологию нам читал проф. А.Г. Андрес - ученик самого Кольцова, систематику растений - талантливый геоботаник доцент В.К. Богачев, общую химию - молодой доцент С. Иванов, геологию - доцент Новский и многие другие. На втором курсе я попробовал себя в общей и физической химии - изучал электропроводность сложных многокомпонентных растворов, тогда же по рекомендации С. Иванова написал реферат о знаменитом земляке, народовольце, узнике Шлиссельбуржской крепости, ученом самоучке Николае Морозове. Для этого мне пришлось основательно покорпеть в библиотеках, даже поработать в областном архиве. Я был потрясен личностью Н. Морозова, открывшего в тюрьме в одиночной камере сложное строение атома, нашедшего серьезные ошибки в исторической хронологии. И этот гениальный ученый был практически забыт спустя несколько десятилетий после своей смерти. Тогда я задумался всерьез над исторической несправедливостью и понял тщету всех крестов и медалей, которыми награждают ученых правительства и академии. Тогда я поставил перед собой четкую цель: стать ученым, чтобы познать реальность, а не для того, чтобы прославиться. После увлечения химией попытался стать гистологом и два семестра работал под руководством проф. А.Г. Андреса. Научился работать на микротоме, готовить и окрашивать гистологические препараты, но не стал гистологом. Увлекся геоботаникой и стал заниматься на кафедре В.К. Богачева. Изучал межвидовую сопряженность на волжских лугах, по его рекомендации работал в экспедициях Ботанического института им. В.Л. Комарова на Карельском перешейке и на Валдайской возвышенности. Здесь мне еще студентом третьего и четвертого курсов довелось на полный серьез участвовать в серьезных научных исследованиях. На Карельском перешейке в 1966г. мы пытались использовать лазерную установку для изучения таких свойств растительного покрова, как мощность и ярусность, запас фитомассы и др. Физик Кольцов брал меня на самолет АН-2, на котором был установлен лазер. Мы посылали ночью с самолета на землю световой импульс и регистрировали его отражение от растительного покрова, причем отраженный импульс разделялся по частям спектра, и измерялась его растянутость во времени. Я больше ученых геоботаников разбирался в физике и понимал суть метода. Кольцову было проще общаться со мной, чем с маститыми геоботаниками, так как я еще не поднаторел в геоботанической терминологии и мог ботанические явления истолковывать обычным языком, не наводя "тень на плетень". А "настоящих" геоботаников Кольцов не понимал, а они не понимали его. Стать аспирантом Кольцова (Лаборатория аэрометодов) мне не удалось, так как в 1967 и 1968 годах меня взяли в экспедицию в Центрально-Лесной заповедник, в котором стационарные исследования проводила лаборатория экспериментальной фитоценологии БИНа под руководством проф. В.Г. Карпова. Здесь я изучал оптические свойства полога еловых древостоев и вознамерился стать аспирантом этой лаборатории. Увы, этому не суждено было стать. В 1969г. лаборатории В.Г. Карпова не дали аспирантских вакансий, так как несколько аспирантов этой лаборатории не защитились в срок. Владимир Григорьевич порекомендовал меня проф. Б.А. Тихомирову в лабораторию растительности Крайнего Севера. Там была вакансия в целевую аспирантуру Института биологических проблем Севера ДВНЦ АН СССР, расположенного в Магадане. Мне дали рекомендацию в очную аспирантуру. Тогда такую рекомендацию мог дать только Ученый совет вуза по представлению кафедры. Все выпускники, не получившие такой рекомендации, были обязаны поехать работать по распределению. Получившие такую рекомендацию тоже должны были поехать работать по распределению, если до 1 сентября они не поступили в аспирантуру. Прием в аспирантуру проводился по результатам вступительных экзаменов, а экзамены были в сентябре и в октябре. В аспирантуру зачисляли только 1 ноября. Мне дали рекомендацию для поступления в аспирантуру БИН АН СССР и одновременно распределение в Гаютинскую восьмилетнюю школу на самом севере Ярославской области. Когда сдавал вступительные экзамены в аспирантуру, меня разыскивали военкомат, чтобы призвать в армию на год, и Гаютинская средняя школа, чтобы я явился по распределению. Те и другие грозили судом. Так что если бы я не сдал вступительные экзамены в аспирантуру и не был принят в нее, то я пошел бы под суд сразу по двум статьям - за уклонение от армии и за неявку к месту распределения. Так что стимул для сдачи экзаменов у меня был, да еще какой! Но и рекомендацию в аспирантуру я получил с приключениями. На четвертом курсе поспорил с преподавателем философии на семинаре и стал доказывать, что диалектика несовместима с материализмом, так как она была создана в рамках идеалистического учения Гегелем, а не материалистом Фейербахом. Таким образом, диалектический материализм - это эклектическое учение: уши от слона, а хвост от крокодила. Студенты группы смеялись от души, наблюдая этот спор, доцент злился и припомнил мне это на заседании Ученого совета, когда мне давали рекомендацию в аспирантуру. После того, как ректор зачитал рекомендацию каф. ботаники мне в аспирантуру, доцент философ вскочил и стал объяснять, что у меня неправильное мировоззрение. На что В.К. Богачев сказал: "Тем более его надо в аспирантуру рекомендовать, чтобы правильное мировоззрение сформировалось, там же есть курс философии и экзамен канд. минимума по философии сдают". Доцент философ разволновался еще больше и выступил второй раз, заявив, что таким, как я, не место в аспирантуре, что мне надо сначала в советской Армии послужить. После этого слово дали мне, помню дословно, что я сказал: "Советская Армия - не средство наказания, а священный долг, что я иду не на специальность "философия", а на специальность "ботаника", а с ботаническим мировоззрениием у меня все в порядке, это следует из рекомендаци каф. ботаники. В зале послышались смешки, улыбнулся даже ректор. Рекомендацию мне дали большинством голосов при двух против и одном воздержавшемся. Все они были с кафедры философии и научного коммунизма. А как же любовь? С Л. у нас ничего не получилось. Я сделал попытку объясниться, но она была неудачной, мы не поняли друг друга. Она не поняла, что моя любовь к ней велика и божественна, может быть, не поверила, а я не смог внятно объяснить ей это. В 1968 году я женился (не на Л.) и в феврале 1969 появился на свет мой первый сын. Но я любил Л. все эти годы, видимо, первая любовь не забывается никогда, особенно неразделенная. Сегодня я понимаю, что такой ход судьбы в чем-то был даже рационален, в том числе и для меня. Наверное, женившись на Л., я не стал бы так интенсивно заниматься наукой. Вполне возможно, что наш брак был бы скоротечным из-за несовместимости характеров. Наверняка, женившись на ней, я не сохранил бы любовь к ней на всю жизнь. Та первая любовь была полудетской и наверняка разбилась бы о реалии жизни, о несовпадение наших привычек, нашего воспитания. А так она стала вечной. Хватит о студенческой поре. Что-то я изложил в строках своих дневниковых записей, что-то можно найти и между строк. Главное то, что сегодня я понял: нить моей судьбы была такой, какой была. Я благодарен судьбе и за радости, и за горести, за удачи и неудачи. Желание важнее реализации желания. В этом мудрость жизни!

Читать Дневник 1, Дневник 2, Дневник 4, Дневник 5.